Последний звон

Сейчас мы это не вполне осознаём или даже вовсе не понимаем, но звонарям грех обижаться на теперешние времена. Сколько за последний месяц вспомнили о колоколах и звонах – от священноначалия до невоцерковлённых обывателей, сколько появилось рассуждений о целительных свойствах звона, о значении самого звонаря – да за последние двадцать лет не было такой концентрации информационных поводов! Бог даст, вспомнят когда-нибудь и о том, что у звонарей тоже, бывает, случаются семьи и рождаются дети, что звонари тоже хотели бы нигде более не работать, добывая пропитание, а только на этом своём поприще Господу служить. Но не об этом сейчас речь.

Мысль о том, что всякий раз, поднимаясь на колокольню, необходимо осознавать, что каждый твой звон может стать последним, родилась во мне ещё лет десять назад. Лет пять назад я начал осторожно делиться ею со своими братьями и сёстрами звонарями, опытными и не очень. Мне было очень интересно узнать, а как у них? И вот теперь, когда смерть стала как бы проявлять себя более зримо (каждый день ведь слышишь – там столько-то умерло, а там – столько-то), когда начали возникать идеи о закрытии храмов (пусть и временном), эта мысль о каждом исполнении звона как в последний раз стала с новой силой укрепляться во мне.

Зачем это всё? Зачем мне думать о том, что я сегодня звоню в последний раз в жизни? Я объяснил себе это так. Не зная своих времён и сроков, так можно начать готовиться к самому главному событию своей жизни. Помню, как Шариков спросил в цирке про то, какое главное событие в его жизни. Ему ответили, что оно впереди… А ведь страшно будет оказаться к нему не готовым. Каждый звон соединяет и землю, и Небо. В пространстве колокольного звона заложена и красота, и гармония нашего земного мира, но есть в нём и красота мира небесного, невидимого, неземного. Вот эту самую незримую красоту я смог рассмотреть в самом начале своего звонарского пути, именно она привлекла меня, именно о ней я радовался, когда имел счастье впервые прикасаться к верёвкам, привязанным к колокольным языкам.

Потом, с годами, в зону внимания попадали всё более технические детали – мне нужно было сконцентрироваться на обучении и самообучении, на овладении техникой звона, научиться видеть и закрывать глаза, слышать и затыкать уши, я начал научную работу, появились экспедиции, журнал, мероприятия… А внутреннее содержание звона, его наполненность, осознание самого послушания – это всё как бы отошло на второй план и стало вызревать во мне, вызревать очень тихо и медленно, как бы ожидая удобного случая. Временами это наполнение прорывалось в моё сознание и даже переворачивало, останавливало весь мой внутренний мир, уже успевший наполниться заботами и творческой суетой, такой необходимой и такой отвлекающей от самого главного.

И вот сейчас все мы как будто оказались на войне. На осадном положении. Эта война очень странная, сложно подчас разобраться, где линия фронта, где свои, где чужие. Взять даже эту тему с электронными звонарями. Поначалу мне казалось, что вопрос однозначно из вражеского лагеря. Я никак не мог понять простых вещей.

Ведь машина не может славить Бога. Ведь машина теснит человека, который может славить Бога. Ведь благословляют устанавливать машины, которые не могут славить Бога. Как это понимать?

Осознать это было непросто еще лет пять назад, тяжело это осмыслить и сегодня. Так и ходил всё это время за всех контуженый. Теперь же мои рассуждения обращены более внутрь себя, внутрь звонаря. Оставлю все коммерческие вопросы и умение определённых лиц состроить благообразный вид и воспользоваться ситуацией, подсовывая пустышку там, где необходимо материнское молоко. Теперь я понимаю, что лично для меня появление роботов на колокольне – не что иное, как определённый вызов, дуэль. Дуэль мастерства, дуэль профессионализма. Если бы робот не обладал этой собственной долей мастерства, его не возносили бы на ярус звона. Значит, в этой дуэли я должен превзойти эту машину. Я смогу это сделать лишь тогда, когда не только стану более мастеровитым, чем этот холодный бесстрастный механизм, но, и, в первую очередь, тогда, когда превращусь в огонь, который и светит, и греет. Я должен стать огнём. Я должен научиться проникать в глубины и достигать высот, мне необходимо уметь видеть смыслы и выражать их в этой особой духовной музыке. Я должен научиться звонить так, как если бы на кон была поставлена моя жизнь. Это невозможно сделать, не заглянув в Вечность. И всё это становится возможным, когда, поднимаясь к колоколам, ты говоришь себе: «В твоей жизни этот звон может быть последним. Звони, как в последний раз. Звони в последний раз».

Колокола усиливают всё, чем дышит звонарь. Этот эффект много где возникает, особенно там, где ставится вопрос об искренности и о необходимости передать внутреннее содержание. Об этом ещё Высоцкий пел:

Мелодии мои попроще гамм,
Но лишь сбиваюсь с искреннего тона -
Мне сразу больно хлещет по щекам
Недвижимая тень от микрофона.

И тут же во мне звенит отклик:

На колокольне всё обнажено.
Пустому сердцу не помогут руки.
Пусть ловко прыгать в тягах им дано,
Но всё равно пустыми будут звуки.

Быть искренним, быть живым, быть светящимся, приобрести мастерство и остаться смиренным и тихим. Любить этот мир и любить всё, что в этом мире от Господа. Пройти крестный путь, взойти на крест. Умереть и воскреснуть вместе со Христом. Только так можно научиться звонить в церковные колокола. Только пройдя через страдания Страстной Пятницы, через адовы темницы Страстной Субботы. Только вернувшись с первым лучом Светлого Христова Воскресения.

Несколько лет назад я напечатал фото всех отошедших сибирских звонарей и повесил их портреты у нас в школе. Чтобы помнили, чтобы видели. Но более всего, чтобы иметь возможность беседовать с ними, возвращаться к ним, молиться об упокоении их душ и просить молитв у них самих. Юра Костырев, Валера Бузовкин, Юра Жемчугов, Гриша Кушмет, Денис Малышев, Юра Нижегородцев, Виталий Верига, Олег Бычков, Коля Герасимов, Юра Дроздов, Валера Безуглов, отец Сергий Неверов, Анатолий Костюк… Это самые близкие, с кем довелось быть на одной колокольне, рядышком. А тут же и ещё братья постарше, и их имена позвучнее будут, а за ними и совсем старшие, дореволюционные и ещё совсем уже такие далёкие и потому такие близкие. Часто думаю о том, что у каждого из них был свой последний звон. Каким он был? Знали ли они это? Чувствовали?

А нам, пока мы живы, жаловаться грех. И на денег отсутствие, и на заразу эту коронавирусную. Пройдёт и это. Самое главное – то, как мы осмыслим происходящее, чему сумеем научиться, что приобретём к финалу. Успеем ли вопросить про главное событие нашей жизни? А ведь оно впереди.

Алексей Талашкин

Фото: Вячеслава Ковалевича